"Сон – предлог, я бы сказала – законный предлог, не больше… Я не сновидящий, у меня – зоркий сон. И сны так вижу – всеми пятью чувствами."
"В постель иду, как в ложу: Затем, чтоб видеть сны"
… Иду вверх по узкой тропинке горной – ландшафт св. Елены: слева пропасть, справа отвес скалы. Разойтись негде. Навстречу – сверху лев. Огромный. С огромным даже для льва лицом. Крещу трижды. Лев, ложась на живот, проползает мимо со стороны пропасти. Иду дальше. Навстречу – верблюд – двугорбый. Тоже больше человеческого, верблюжьего роста, необычайной даже для верблюда высоты. Крещу трижды. Верблюд перешагивает (я под сводом: шатра: живота). Иду дальше. Навстречу – лошадь. Она – непременно собьет, ибо летит во весь опор. Крещу трижды. И – лошадь несется по воздуху – надо мной. Любуюсь изяществом воздушного бега. И – дорога на тот свет. Лежу на спине, лечу ногами вперед – голова отрывается. Подо мной города… сначала крупные, подробные (бег спиралью), потом горстки белых камешков. Горы – заливы – несусь неудержимо; с чувством страшной тоски и окончательного прощания. Точное чувство, что лечу вокруг земного шара, и страстно – и безнадежно! – за него держусь, зная, что очередной круг будет – вселенная: та полная пустота, которой так боялась в жизни: на качелях, в лифте, на море, внутри себя. Было одно утешение: что ни остановить, ни изменить: роковое. И что хуже не будет. Проснулась с лежащей через грудь рукой «от сердца»…
Cамым почитаемым людям она объясняет свое понимание снов, например, Борису Пастернаку: «Мой любимый вид общения ‒ потусторонний: сон: видеть во сне» (6,225) (письмо от 19 ноября 1922). «<...> все / Разрозненности сводит сон. / Авось увидимся во сне» (2, 181) (1923)
«Сон – это я на полной свободе (неизбежности), тот воздух, который мне необходим,
чтобы дышать. Моя погода, мое освещение, мой час суток, мое время года, моя широта и
долгота. Только в нем я – я. Остальное – случайность…», – признается
Цветаева в своем письме к Саломее Андрониковой.
«Я помню, как представляла себе сон Ирины: она стоит одна, а с неба падают корки, такие большие и толстые, что она не может их разгрызть. Так как ей досадно, она злится» (из письма Али к Цветаевой (дата не вписана, записная книжка 1919–1920 гг.))